Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]
Пока она шуршала за моей спиной, я попробовал грести стоя. Минут через десять я выдохся, ничего не добившись, потому что лодка неизменно разворачивалась носом в открытое море. А там с подветренной стороны снова показалась наша подруга акула.
— Вы готовы? — спросил я через плечо.
— Да, — сказала Франциска тихо.
Я обернулся. Она сидела, уютно завернувшись в слишком просторный для нее халат.
— Спокойствие! — сказал я голосом Деда Мороза. Что касается лицедейства, я в этот день просто превзошел сам себя. — Только спокойствие! Самое ужасное, что с нами может произойти, — нас занесет на остров людоедов. Правда, перед тем как съесть, им придется нас откормить. На завтрак, обед и ужин — овсяная каша со сливками и медом, а в перерывах пшеничный суп с маслом.
— От пива тоже неплохо поправляются! — сказала она.
Слава богу, чувство юмора потихоньку возвращалось к ней.
— Против пива я ничего не имею, — сказал я и засмеялся.
Она слабо улыбнулась, но даже это обрадовало меня. А есть уже хотелось — что верно, то верно.
— Я слышал, в Китае акульи плавники считаются деликатесом. Франциска, вы случайно не захватили большой разделочный нож, а то я бы отхватил кусочек на две порции!
— Она все еще здесь? — спросила Франциска в ужасе.
— Да, — ответил я и показал вперед, туда, где кружила эта гадина. — Она. полюбила нас как родных. Не исключено, что она лизнула францискиной крови, лакомка, и Франциска пришлась ей по вкусу. Впрочем, я не могу ее в этом упрекнуть.
— Прекратите, Лео, — сказала она. — Это вы перевязали мне ногу?
— Нет, — ответил я. — Здесь побывал главврач университетской клиники в Эппендорфе.
— Ох, Лео… — сказала она тихо.
Мы помолчали. Лодку относило все дальше в море.
— Дайте-ка я сяду рядом с вами! — сказал я. — Во-первых, я еще раз хочу забросить якорь. Может, он на наше счастье зацепится за какую-нибудь подводную скалу, и тогда мы остановимся. По мне, лучше до утра удержаться в зоне видимости с побережья, чем оказаться унесенным к людоедам, которые станут откармливать нас овсянкой. Экая мерзость! Во-вторых, я закрою вас от ветра хотя бы с одной стороны. В-третьих, равно как и в-пятых, мне и самому холодно.
Без лишних слов она подвинулась. Я опустил якорь в воду, крепко привязав цепь к скамейке морским, хотя, быть может, и небезупречным узлом. Затем, чтобы не так дуло, опустился на дно лодки рядом с ней. Франциска прижалась ко мне. Холодало. Прежде чем устроиться поудобнее, насколько позволяли обстоятельства, я встал еще раз, взял мокрые Францискины трусики, которые лежали на скамейке, привязал их к веслу и вставил его в отверстие на передней банке.
— Замечательный флаг! Неужели он не привлечет ни одного рыбака?
Затем я сел рядом с девушкой. И когда, наконец-то, снова обнял ее за плечи, то обнаружил, что могу сидеть так бесконечно долго — до тех самых пор, пока нас не выловят где-нибудь в районе мыса Горн. Она повернула голову, прижалась ко мне и поцеловала в губы. И тут я послал ко всем чертям наше бедственное положение, подозрение в убийстве, акулу, служебные обязанности и начал целовать ее сам. Долго и нежно, так, что меня бросило в жар.
Лодка, покачиваясь, уносила нас все дальше к югу, на мачте развевались белые трусики, и луна, казалось, подмигивала нам. Все было полно романтики и неподдельного волшебства. Чтобы перевести дух, я вытащил из кармана сигареты. Оставалось всего семь штук. Они были слегка помяты, но, к счастью, не поломались. Мы молча выкурили одну на двоих.
— Интересно, нас будут искать? — спросила Франциска.
— Возможно, — ответил я, — но наверняка не с самого раннего утра. А к тому времени бог знает куда нас унесет.
— Но они могут подумать, что мы специально ушли в море, — размышляла она.
— Да, — сказал я. — Все равно хватятся лодки.
Помолчав, она сказала:
— Почему мы не встретились раньше, Лео? Я имею в виду — до Фреда.
— До Фреда? — переспросил я.
— До Ладике, — уточнила она. — Почему мы не встретились раньше?
— Я так редко хожу покупать себе игрушки, — ответил я, трогая ее волосы, которые были еще влажными от соленой воды и завивались в упругие локоны.
Была половина второго. У меня создалось впечатление, что нас тащит медленнее, чем раньше. Может, из-за якоря, который цеплялся за дно. Я огляделся. Вроде бы, лодка изменила направление движения относительно луны. Впрочем, нет. Это луна переместилась. Огни позади уже исчезли. Или они погасли, или нас унесло слишком далеко от берега. Вокруг я видел только воду.
И тут, довольно близко от нас, снова показался акулий плавник.
Половина второго. Еще целых два часа до восхода солнца, когда наши шансы быть обнаруженными увеличатся.
— Когда у тебя день рождения? — спросила Франциска.
— Двадцатого февраля.
— Ты — Водолей! — констатировала она.
— Да. Ты веришь во все это?
— Я всегда читаю гороскопы. И если они благополучные, верю в них.
— Очень практично! — рассмеялся я. — А ты кто?
— Близнецы, — ответила она.
— Ах ты, Боже мой! — воскликнул я. — Близнецы! Я слышал, у Близнецов трудный характер.
— У меня тоже?
— Без всяких сомнений! — ответил я.
Она затихла.
— Я тебя обидел? — встревоженно спросил я.
— Нет, что ты, — ответила она и вложила свою нежную, теплую руку в мою.
Лодка покачивалась на волнах. Я ждал следующего вопроса, который был так же неотвратим, как предстоящий восход солнца. Разумеется, он последовал.
— Кем ты работаешь, Лео?
Я был начеку и без запинки соврал:
— Учителем. В одном профессиональном училище.
Я никак не мог решиться рассказать ей всю правду. К счастью, она оставила эту тему и спросила о другом.
— У тебя есть?.. — Она подыскивала слово. — У тебя есть подруга?
— Конечно, — сказал я, — а как же.
— А где она?
— Здесь! — ответил я и, приподняв ее подбородок, притянул к себе.
— Ты врешь, — сказала она, переводя дыхание после поцелуя.
— Нет, хотя я уже много раз был близок к тому, чтобы влюбиться по уши. Но никогда еще обстоятельства не складывались столь удачно. То не хватало дрейфующей лодки, то луны, то акулы. Только сегодня все подобралось наилучшим образом.
— Перестань! — сказала она и потерлась холодным носом о мою шею. Я закурил новую сигарету, и мы затягивались ею по очереди Вдруг от сильного толчка она выпала из моих рук Франциске на колени, и прежде чем я успел подхватить ее, прожгла дырку в халате.
— Акула! — простонала девушка.
— Нет, якорь, — возразил я.
Якорный канат был туго натянут. Видимо, он за что-то зацепился. Лодку медленно водило из стороны в сторону.
— Какая жалость! — сказал я. — Теперь мы не попадем к людоедам.
— А я так надеялась увидеть, каким ты будешь, когда тебя откормят!
Так шло время. Мы зубоскалили и дурачились, курили и целовались. Я прилагал все усилия, чтобы поддерживать беззаботные разговоры, так как серьезных вопросов боялся. Потом девушка уснула у меня на плече. Рука затекла, но я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Франциску.
Около трех часов на востоке забрезжил рассвет, и стало так холодно, что я отчетливо услышал, как Франциска, проснувшись, застучала зубами.
— Что же мне делать, Лео? — с трудом выговаривая слова, спросила она тихо, еще плотнее запахивая халат и крепче прижимаясь ко мне. — Что будет, если они так и не смогут раскрыть убийство Фреда?
— Давай будем ломать над этим голову, когда окажемся на суше, мое сокровище! — Я постарался не выдать неуверенности.
— Ты сказал «мое сокровище»?
— Гм, — удивился я сам. — Вроде сказал.
— Я — твое сокровище? — проворковала она.
— Притом самое большое, — ответил я. — Даже с гастрономической точки зрения. Если нас не найдут дней пять или шесть, я тебя просто съем. Да что там! Я уже сейчас прикидываю, в каком месте ты самая вкусная!
— Ты чудовище! — сказала она нежно.
Предпоследняя сигарета. Затем она начала снова:
— Нет, серьезно, Лео. Я не хочу в тюрьму. Как ты думаешь, меня отпустят, если я добровольно вернусь домой и скажу: «Вот она — я. У меня абсолютно чистая совесть! Клянусь, что не убивала этого человека».
— Перестань все время думать об этом, Франциска. Так можно сойти с ума!
Я представил, как она возвращается домой в Гамбург и заявляется в полицию. Представил, как она сидит в кабинете у следователя: «У вас была интимная связь с господином Ладике, не так ли? Он плохо обошелся с вами? Вы ждали от него ребенка? Где вы делали аборт? Вы отказываетесь давать показания? Мы должны это знать, чтобы проверить! Итак, у вас была ссора в субботу вечером? А как вы объясните пятна крови на рукаве вашего жакета?»
И снова, снова одни и те же вопросы — дважды, трижды, пять раз в день, а в перерывах — камера предварительного заключения, здоровенная равнодушная надзирательница: «Янсен, на допрос!» И бряцание ключей, и шаги за дверью, еда в алюминиевых мисках, звезды по ночам в зарешеченном окне, и опять следователь: «Об этом вы вчера говорили по-другому, фройляйн Янсен. Вы ненавидели Ладике? Да? Так. Ну, вот видите, после всего, что вы сказали, это добровольное признание в вашем положении… Нет? Увести!» Она просто не вынесет этого. Вероятно, на третьи или четвертые сутки нервы не выдержат, и она закричит: «Да, да, да — я убила его! Только оставьте меня в покое!» «Почему же вы сразу не признались? Ну, рассказывайте, теперь я уверен, что смягчающие вину обстоятельства…» И так далее, и тому подобное.
